Обыкновенное чудо.

О встрече с матушкой Серафимой (Бобковой)

         А день был таким солнечным, когда мы с подругой Аней по благословению батюшки Наума из Троице-Сергиевой Лавры приехали в Гомель к старице  схи-монахини матушке Серафиме (Бобковой), которую он постригал в схиму.  Мы приехали в будни. Солнышко играло на небе так, будто мы  долгожданные  и, наконец-то,  добрались до матушки! А мы и вправду были  вестниками  ее духовной Родины: вновь открывшихся монастырей  Оптина Пустынь и, детища Великого старца Амвросия Оптинского — женского Шамординского монастыря. Матушка Серафима еще ребенком жилам в приюте Шамординского монастыря и помнила благословение самого батюшки Амвросия!  Мы приехали поздравить матушку с днем рождения: со 105-летием! Подойдя к ее ветхому домику, прочитав  несколько раз: «Молитвами святых отец наших Господи Иисусе Христе Боже наш помилуй нас!», мы услышали в ответ слабое: «Аминь!». Дверь ее хибарки  не запиралась. В домике матушка Серафима всегда лежала одна, парализованная уже 5 лет. За ней ухаживала гомельская община. Удивительные люди в Гомеле! Там все верующие и православные.  Белорусы. Но таких Святорусских горожан я нигде не встречала! Только в  Дивееве и в Вятке во время Великорецкого крестного хода. Но Дивеево – это особое место. Там небо соединяется с землею.

      Когда мы с Аней подошли к кровати матушки, то (так получилось!) хором сказали: «Матушка, поздравляем Вас со 105-летием!» Матушка улыбнулась в ответ: «А мне 107 лет!» Над кроватью, напротив матушкиных глаз висел большой портрет её духовного отца Никона (Беляева), умершего  в ссылке от туберкулеза в возрасте 33 лет. Ныне причислен к лику Оптинских святых. Именно матушка, пробравшись по благословению будущего патриарха Пимена  в Пинегу, где лежал умирающий отец Никон, закрыла ему глаза. Удивительно живыми глазами смотрел отец Никон с портрета. «Молится батюшка о Вас?» — «Молится!» Выпускник физико-математического факультета Московского университета. «Каким он был, матушка?» -«Купеческий сын!» — был ответ.

     Я запомнила матушку молодой и очень красивой. Очень красивой! Она лежала парализованная уже 5 лет. Но не  видна была ее старческая немощь. В ней вообще не было ничего старческого. Я её ощущала чуть старше себя  и очень мудрой. А себя я чувствовала полной дурёхой. Это не преувеличение и не вымысел. Это – Божий Дар, мне, грешной. Встреча с матушкой перевернула всю мою жизнь. Ей ничего не нужно было объяснять. Матушка как будто знала меня всю мою жизнь.  Я просто задавала ей вопросы о том, о чем она знать не могла, но она отвечала. Я узнала, какими до революции 1917 года были монахини Шамордино и их духовные отцы, монахи Оптиной Пустыни.  Поняла, почему свидетельствовали  очевидцы,  встречавшиеся с ними в Гулагах, куда их загнала советская власть, что эти люди – аристократы духа! Это так.  Матушка Серафима (Бобкова) была последней носительницей высочайшей духовной культуры дореволюционного монашества Шамордино и Оптиной Пустыни. Последняя Шамординская  схимонахиня. Сегодня она лежит за алтарем храма «Утоли моя печали» возобновленного Шамординского женского монастыря. Когда ее хоронили, братия Оптиной Пустыни, отпевавшая её, запела ПАСХУ…. Не прервалась духовная нить дореволюционного монашества и монашества наших дней. Матушка её связала.

    А потом, в архивах матушки с её позволения мы обнаружили письмо и квитанции денежных переводов  от духовной сестры Матушки Серафимы – замечательной русской поэтессы Серебряного века Надежды Павлович. За неделю до своей смерти Надежда Александровна отправила последний  перевод парализованной матушке Серафиме. Надежда Павлович! Влюбленная в Александра Блока, дружившая с известными революционерами… и духовное чадо Великого Оптинского старца Нектария, которого она спасла от расстрела! Курившая, но бросившая курить в день похорон старца Нектария по его молитвам. За хранение и чтение стихов Надежды Павлович  после революции расстреливали людей. Но её Господь хранил.

«Именно перу Надежде Павлович принадлежит стихотворение «Они», посвященное Новомученикам и Исповедникам Российским от безбожников избиенных. Оно продиктовано писательнице Анне Ильинской духовной дочерью отца Досифея И. В. Никоновой. «Теперь можно, — сказала она. — Все, кому это могло повредить, уже умерли». Оказывается, они не доверяли эти строки бумаге и во избежание ненужных осложнений заучивали наизусть».

Они

Цинготные, изъеденные вшами
Сухарь обглоданный в руке, —
Встаёте вы суровыми рядами
И в святцах русских, и в моей тоске.

Вас хоронили запросто, без гроба,
В убогих рясах, в том, в чём шли.
Вас хоронили наши страх и злоба
Да чёрный ветер северной земли.

В бараках душных, на дорогах Коми,
На пристанях, под снегом и дождём,
Как люди, плакали о детях вы и доме,
И падали, как боги, под крестом.

Без имени, без чуда, в смертной дрожи
Оставлены в последний час.
Но судит ваша смерть, как пламень Божий,
И осуждает нас.
<19??>

      Когда-то давным — давно старец Нектарий спрашивал у юной Наденьке Павлович: «Ты ведь хочешь прославиться? А? Погоди, прославишься!»  Именно Надежда Александровна Павлович добилась передачи зданий бывшего монастыря Оптина Пустынь Русской православной церкви.     И именно её стараниями на куполах монастыря Оптина Пустынь были установлены кресты. Вот о какой Славе говорил её Великий старец! Как только установили кресты на куполах в Оптиной, так  и упокоилась верная её дочь. Лежит она на Даниловском кладбище в Москве (16 уч.) А надо бы, чтоб лежала в Оптиной.

    Но разве это не чудо: двух прекрасных русских женщин, соединил и сохранил Господь, чтобы одна установила кресты на куполах духовной Родины – монастыря Оптина Пустынь и вернула монастырь Русской православной церкви, а другая, монахиня, схимница, старица связала духовную нить Святой Руси с Русью Воскресшею во славу Господа на радость наших православных сердец!

«Не дожила до открытия Оптиной духовная дочь старца Нектария Н. А. Павлович. В последние годы жизни она много уделяла внимания и сил Оптиной, которая реставрировалась с 1966 года на средства Общества охраны памятников. Это был самый слабый участок Калужской реставрационной мастерской, и Надежда Александровна переводила сюда все свои гонорары, за исключением тех денег, что предназначались для помощи одиноким братьям и сестрам — схиигумену Павлу, схимонахине Серафиме.

В последнем письме к матушке Надежда Александровна, как всегда, сообщает ей оптинские новости: «На Введенском храме на главном куполе водружен крест блестящий, виден за 2-3 км. Все 5 куполов восстановлены, но на угловых пока запретили ставить кресты. Хлопочем. А внутри — мастерские. Крест воздвигли в день Рождества Пресвятой Богородицы. Над скитом два креста: один на церкви, другой на вратах. Все понемногу реставрируется».

После этого интонация письма резко меняется, и Надежда Александровна сообщает матушке нечто совершенно неожиданное: «Тебе по секрету скажу — никому не рассказывай. На молитве я неожиданно увидела Настю и несколько любящих меня покойных. Они сказали: «Не бойся! Мы тебя встретим и поможем». Был свет и теплота. Настя была светлая, радостная и все улыбалась. Стояла в гробу. Это было от Господа, как мне объяснили, да я и сама так чувствовала. Часто помышляю о смерти и не боюсь, только молюсь, чтоб, если возможно, мне умереть зрячей… Обнимаю тебя, не тоскуй, родная. Нам с тобой уже недолго. Дай Бог, увидимся там. Я приехать к тебе не в силах, а у тебя уже нет сил на поездку в Москву и в Загорск…»

В конце письма уже не слушающейся матушкиной рукой приписано: «Последнее письмо 23 февраля, а 5 марта умерла».

Из работы Анны Ильинской «МУЧЕНИКИ И ИСПОВЕДНИКИ. СУДЬБЫ ОПТИНСКОЙ БРАТИИ И ШАМОРДИНСКИХ СЕСТЕР В ГОДЫ  СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ»                                                                        «Журнал Московской Патриархии», №11, 1991 г.

Фото наверху: Шамординский женский монастырь, детище Преподобного старца Амвросия Оптинского.